Михайлов Андрей 18.01.2019 в 13:26
Пожалуй, эта трагедия - одна из самых страшных на море. В июне 1816 года из Франции в Сенегал отправились четыре судна с новым губернатором и экспедиционным корпусом. Флагман, фрегат "Медуза", сел на мель. Офицеры и капитан ушли на шлюпках. До 17 июля, когда пришло спасение, дожили немногие: почти все оставшиеся на плоту погибли в драках за воду.
Тем трагическим событиям посвящено одно из самых знаменитых полотен эпохи романтизма, картина французского художника Теодора Жерико "Плот "Медузы". Гигантское полотно впечатляет своей выразительной мощью. Жерико сумел создать яркие образы людей на грани гибели, соединив в одной картине мертвых и живых, надежду и отчаяние. Картине предшествовала огромная подготовительная работа. Жерико делал многочисленные этюды умирающих и трупов казненных…
Мрачные тучи нависли над океаном. Тяжелые, громадные волны вздымаются к небу, грозя залить плот и сгрудившихся на нем несчастных людей. Ветер с силой рвет парус, склоняя мачту, удерживаемую толстыми канатами. На переднем плане картины видны умирающие, погруженные в полную апатию люди. И рядом с ними уже мертвые…
Историки говорят, что катастрофа плота "Медузы" в глазах людей XIX века была примерно тем же, что "Титаник" для века ХХ-го. Итак, утром 17 июня 1816 года в Сенегал отправилась французская экспедиция, состоявшая из фрегата "Медуза", каравеллы "Эхо", флюта "Луара" и брига "Аргус". Эти корабли везли нового губернатора колонии и чиновников с их семьями. Кроме них, в Сенегал направлялся так называемый Африканский батальон, состоявший из трех рот по 84 человека. Начальником всей экспедиции был капитан "Медузы" капитан 1-го ранга Жан Дюруа де Шомарэ - имя этого человека будут потом проклинать поколения.
На пути корабли должны были пройти мыс Блан (Белый), но мыса с характерной белой скалой в назначенный срок не было видно. Капитан Шомарей не придал этому никакого значения, а на следующий день, отвечая на вопросы экипажа, он сказал, что накануне они вроде как проплыли мимо чего-то похожего на Блан. Впоследствии он все свои рассуждения и объяснения строил на том, что действительно видел этот мыс. На самом деле "Медузу" ночью отнесло к югу, курс был выправлен только к утру, так что фрегат никак не мог миновать Блан. Каравелла "Эхо", не отклоняясь от курса, утром обогнала "Медузу".
В роковую ночь с 1 на 2 июля Шомарей ни разу не поинтересовался, как идет корабль, лишь к утру был слегка удивлен исчезновением "Эха". Он даже не попытался выяснить куда делась каравелла. Другие корабли, сопровождавшие фрегат, отстали еще за несколько дней до этого.
Каравелла "Эхо" продолжала следовать правильным курсом. "Медуза" двигалась в том же направлении, но ближе к берегу. Шомарей приказал измерять глубину морского дна и, не нащупав его, решил, что может беспрепятственно вести корабль к суше. Несмотря на многочисленные предостережения членов экипажа о том, что корабль находится в районе Аргуинской отмели, капитан продолжал продвигать "Медузу" к берегу.
Когда еще раз измерили глубину моря, она оказалась всего 18 локтей вместо предполагавшихся 80-ти. В этой ситуации фрегат могла спасти лишь быстрая реакция капитана, но Шомарей словно впал в оцепенение и не повернул корабль. И вскоре "Медуза" села на мель - между Канарскими островами и Зеленым мысом.
Все попытки снять фрегат с отмели оказались тщетными. В корпусе судна открылась течь, и 5 июля было принято решение покинуть тонущий корабль. По всем морским правилам и законам, Шомарей, как капитан, должен был покинуть судно последним. Однако капитан Шомарей, губернатор со свитой и высший офицерский состав разместились в шлюпках. А 150 матросов и солдат перешли на плот, построенный корабельным плотником.
Сначала шлюпки буксировали плот к берегу, который был сравнительно близко. Но, испугавшись бури, командиры шлюпок предательски перерубили буксирные канаты. Люди были оставлены на волю волн на маленьком, заливаемом водой плоту, которым почти невозможно было управлять.
Когда шлюпки начали удаляться, на плоту раздались крики отчаяния и ярости. Ужас охватил обреченных на гибель. Стояла страшная жара, плот был сильно погружен в воду. Вскоре было обнаружено, что в спешке с фрегата перенесли ничтожно мало пресной воды и продовольствия. Незащищенные от непогоды и солнца, без провианта, исчерпав запасы воды, люди ожесточились и восстали друг против друга.
К ночи плот стал погружаться в воду, и на нем в первый раз вспыхнула кровавая резня за последние капли воды и самые безопасные места возле мачты. После второй резни в живых осталось только 28 человек. Израненные, обессиленные, мучимые жаждой и голодом люди впали в состояние апатии и полной безнадежности. Многие сходили с ума.
Среди тех, кто уцелел, некоторые были столь голодны, что накинулись на останки одного из своих товарищей по несчастью. Они расчленили труп и начали свою ужасную трапезу. Так началось каннибальство. Двенадцать дней носился плот по морским волнам. Рано утром 17 июля на горизонте показался корабль. Бриг "Аргус" обнаружил полузатонувший плот и взял на борт 15 исхудавших, полубезумных людей (пять из них впоследствии скончались). Взорам матросов с "Аргуса" предстало ужасающее и леденящее душу зрелище: трупы истощенных до последней крайности людей и живые, мало чем отличающиеся от мертвых. А рядом куски человеческого мяса, которые несчастные вялили на солнце и ели…
Через 52 дня после катастрофы был найден и фрегат "Медуза", который все-таки не затонул. Из 17-ти человек, решивших не поддаваться панике и остаться на корабле, в живых осталось лишь трое… Французское общество, потрясенное случившейся трагедией, было возбуждено до предела. Ответственность за это бедствие ложилась на капитана "Медузы", графа де Шомарея, не отвечавшего своему назначению. Ведь капитан обязан сходить с тонущего корабля последним!
Шомарей предстал перед трибуналом, был уволен из флота и приговорен к тюремному заключению на три года. В краях, где он доживал свой век, все знали о его "подвигах" и относились к нему презрительно и враждебно. Он прожил долгую жизнь, умер в 78 лет, но долголетие не было ему в радость. Оставшуюся жизнь ему пришлось провести затворником, так как везде приходилось выслушивать оскорбления. Его единственный сын покончил самоубийством, не в силах снести отцовский позор…
Ну а знаменитое полотно Жерико "Плот "Медузы" в настоящее время находится в 77-м зале на первом этаже галереи Денон в Лувре.
ИСТОРИИ
Муки на плоту «Медузы»
«История морских путешествий не знает другого примера, столь же ужасного, как гибель “Медузы”» , – этими словами начинается книга «Гибель фрегата “Медуза”», в которой очевидцы этого кораблекрушения, инженер Александр Корреар и врач Анри Савиньи, описали 13-дневное скитание на плоту спасающихся пассажиров корабля.
Эта история в свое время вызвала огромный скандал, т.к. поразила всех своим трагизмом и жестокостью, на которую оказались способны люди, конкурирующие за выживание.
17 июня 1816 г. небольшая французская эскадра – фрегат «Медуза», корветы «Эхо» и «Луара» и бриг «Аргус» – отправилась из Франции в Сенегал. На борту каждого из кораблей находилось немалое количество пассажиров – солдат, чиновников колониальной администрации и членов их семей. В их числе были губернатор Сенегала Шмальц, солдаты «африканского батальона» – три роты по 84 человека, среди которых были люди разных национальностей, в том числе бывшие преступники. Флагманским кораблем «Медузой» и всей эскадрой командовал Дюруа де Шомарэ, неопытный капитан, получивший эту должность по протекции.
«Медуза» и «Эхо» оторвались от остальных кораблей. «Медуза» шла курсом, параллельным курсу «Эха», но ближе к берегу. Шомарэ боялся сесть на мель у побережья Африки и распорядился постоянно измерять глубину. При первых промерах лот даже не достиг дна, и Шомарэ успокоился, решив, что может беспрепятственно вести корабль к берегу. Однако более опытные моряки предупредили его, что корабль, по-видимому, находится в районе отмели Арген (на это указывали окружающий пейзаж и изменение цвета моря там, где его глубина была меньше). Шомарэ отмахнулся от этого предупреждения. Когда снова измерили глубину, она составила всего 18 локтей вместо предполагавшихся 80. В этой ситуации несущийся фрегат могла спасти лишь быстрая реакция капитана, но Шомарэ впал в какое-то оцепенение и упрямо вел корабль навстречу гибели. 2 июля 1816 г. в 160 км от берега «Медуза» со всего маху наскочила на мель.
Казалось, что еще не всё потеряно: воспользовавшись благоприятным ветром, фрегат можно было снять с мели. В подобных ситуациях очень важна организующая роль капитана, но Шомарэ был абсолютно деморализован случившимся. Он не знал, что делать, спасательные работы начались неорганизованно и велись беспорядочно, и первый день был потрачен без толку. Все дальнейшие попытки снять корабль с отмели оказались тщетными. Двое суток «Медуза» беспомощно простояла на мели, пока, наконец, не было решено построить плот, чтобы перенести на него груз с корабля и тем самым способствовать снятию судна с мели.
Неожиданно подул сильный ветер. Уровень воды поднялся, и появилась надежда на спасение. Однако под порывом ветра судно завалилось набок и затрещало по швам. В корпусе открылась течь, два насоса не успевали откачивать воду. В этих условиях было решено приступить к эвакуации людей.
Для эвакуации имелись шесть шлюпок и наспех сколоченный плот, размером примерно 20 на 7 метров. Нерешительность капитана передалась остальным, и при высадке с корабля всех охватила невероятная паника. Происходила жестокая борьба за наиболее безопасные места. Солдаты дрались прикладами, чтобы занять места раньше пассажиров.
Сначала для эвакуации команды и пассажиров планировалось использовать только шлюпки фрегата, для чего понадобилось бы сделать два рейса, но затем было решено задействовать плот и использовать его вместе со шлюпками.
По всем морским законам Шомарэ, как капитан, должен был покинуть судно последним, но не сделал этого. Он, губернатор Шмальц, старшие офицеры и другие самые важные пассажиры (т.е. вся элита «Медузы») разместились в шлюпках. На плот же погрузились те, кто попроще: несколько младших офицеров, тридцать матросов, большая часть солдат, большинство пассажиров и часть экипажа – всего 148 человек (147 мужчин и одна женщина, бывшая маркитантка). Командовать плотом было поручено гардемарину Кудену, с трудом передвигавшемуся из-за травмы ноги.
На покинутом фрегате осталось 17 человек, которым не нашлось места ни в шлюпках, ни на плоту. Это были самые незначительные и слабые люди (Дарвин был прав: в борьбе за существование выживает сильнейший).
Шлюпки должны были буксировать плот, идя на веслах. Таким способом предполагалось преодолеть 160 км до спасительного берега. Однако команда в шлюпках, включая капитана и губернатора, скоро осознала, что буксировать тяжелый плот практически невозможно. В условиях предштормовой погоды, опасаясь, что пассажиры плота начнут в панике перебираться на лодки, они перерезали буксировочные канаты и направились к берегу.
Те, кто были в шлюпках и те, кто были на плоту, понимали, что плот обречен: без руля и парусов им невозможно было управлять в штормовом океане. Имея огромную плотность пассажиров (более одного человека на квадратный метр), он то и дело кренился в стороны под их тяжестью. К тому же на плот не разрешили взять запасы провизии, чтобы не перегружать его, поэтому, даже если он и удержится какое-то время на плаву, пассажиры всё равно умрут от голода. Людей на плоту охватило чувство безысходности.
После того, как шлюпки отцепились и стали исчезать из виду, на плоту раздались крики отчаяния и ярости. Когда прошло первое оцепенение, сменившееся чувством горечи, проверили наличные запасы: две бочки воды, пять бочек вина, ящик сухарей, подмоченных морской водой, – и всё. Размокшие сухари съели в первый же день. Оставались только вино и вода.
Положение на плоту, оставленном на произвол судьбы, обернулось катастрофой. К ночи плот стал погружаться в воду. «Погода была ужасной. Бушующие волны захлестывали нас и порой сбивали с ног. К семи часам утра море несколько успокоилось, и нашему взору открылась страшная картина. На плоту погибло двадцать человек. У двенадцати из них ноги были зажаты между досками, когда они скользили по палубе, остальных смыло за борт» .
Лишившись двадцати человек, плот несколько приподнялся, и над поверхностью моря показалась его середина. Все стали стремиться туда. Сильные давили слабых, тела умерших бросали в море. Три пассажира бросились в воду, чтобы покончить с собой. Выжившие разделились на противоборствующие группы – офицеры и пассажиры с одной стороны, и моряки и солдаты – с другой. Под вечер вспыхнул первый мятеж: недовольные солдаты и моряки восстали против офицеров. Ночь напролет на плоту люди дрались, в ход шли ножи, палки, кулаки. Во время шторма десятки людей погибли в борьбе за наиболее безопасное место в центре плота, либо были смыты волной за борт.
«Прошлая ночь была страшна, эта еще страшнее. Огромные волны обрушивались на плот каждую минуту и с яростью бурлили между нашими телами. Ни солдаты, ни матросы уже не сомневались, что пришел их последний час. Они решили облегчить себе предсмертные минуты, напившись до потери сознания. Опьянение не замедлило произвести путаницу в мозгах, и без того расстроенных опасностью и отсутствием пищи. Эти люди явно собирались разделаться с офицерами, а потом разрушить плот, перерезав канаты, соединявшие бревна. Один из них с абордажным топором в руках придвинулся к краю плота и стал рубить крепления. Меры были приняты немедленно: безумец с топором был уничтожен. И тогда началась всеобщая свалка. Среди бурного моря, на этом обреченном плоту, люди дрались саблями, ножами и даже зубами. Огнестрельное оружие у солдат было отобрано при посадке на плот. Сквозь хрипы раненых прорвался женский крик: “Помогите! Тону!” Это кричала маркитантка, которую взбунтовавшиеся солдаты столкнули с плота. Корреар бросился в воду и вытащил ее. Таким же образом в океане оказался младший лейтенант Лозак, спасли и его; потом такое же бедствие с тем же исходом выпало и на долю гардемарина Кудена. До сих пор нам трудно постичь, как сумела ничтожная горстка людей устоять против такого огромного числа безумцев; нас было, вероятно, не больше двадцати, сражавшихся со всей этой бешеной ратью!»
Когда наступил рассвет, на плоту насчитали 65 умерших или исчезнувших человек. Обнаружилась и новая беда: во время свалки в море смыло две бочки с вином и две единственные на плоту бочки с водой. Еще два бочонка вина были выпиты накануне. Так что на всех оставшихся в живых – более шестидесяти человек – теперь оставалась только одна бочка с вином.
Проходили часы. Горизонт оставался убийственно чистым: ни земли, ни паруса. Людей начинал мучить голод. Несколько человек пытались организовать лов рыбы, соорудив снасти из подручного материала, но эта затея оказалась безуспешной. Следующая ночь оказалась более спокойной, чем предыдущие. Люди спали стоя, по колено в воде, тесно прижавшись друг к другу.
К утру четвертого дня на плоту оставалось чуть более пятидесяти человек. Стайка летучих рыб выпрыгнула из воды и шлепнулась на деревянный настил. Они были совсем маленькие, но очень хорошие на вкус. Их ели сырыми. В следующую ночь море оставалось спокойным, но на плоту бушевала настоящая буря. Часть солдат, недовольных установленной порцией вина, подняла бунт. Среди ночной тьмы опять закипела резня.
«Морская вода разъедала кожу у нас на ногах; все мы были в ушибах и ранах, они горели от соленой воды, заставляя нас ежеминутно вскрикивать. Вина оставалось только на четыре дня. Мы подсчитали, что в случае, если шлюпки достигли берега, их пассажирам потребуется по меньшей мере трое или четверо суток, чтобы достичь Сен-Луи, потом еще нужно время, чтобы снарядить суда, которые отправятся нас искать» .
На восьмой день на плоту оставалось в живых только 28 человек. Израненные, покрытые язвами, обессиленные, мучимые жаждой и голодом, одурманенные солнцем, люди впали в состояние апатии и полной безнадежности и ничего не соображали. Кое-кто бредил. Многие сходили с ума. Обезумевшие люди ползали по палубе и кусали друг друга за ноги. Некоторые уже пришли в такое исступление от голода, что накинулись на останки одного из своих товарищей по несчастью. «В первый момент многие из нас не притронулись к этой пище. Но через некоторое время к этой мере вынуждены были прибегнуть и все остальные» . Мари-Зинаидаида, маркитантка из Сенегала, умерла в тот же вечер. Ее тело тоже съели.
На одиннадцатый день было принято бесчеловечное решение. Сильные выбросили за борт слабых и раненых, которые съедали их порции.
Наконец, на двенадцатый день, утром 17 июля 1816 г. на горизонте показался корабль, но вскоре исчез из виду. В полдень он появился снова и на этот раз взял курс прямо на плот. Это был бриг «Аргус». Взорам его экипажа предстало страшное зрелище: полузатонувший плот и на нем пятнадцать истощенных до последней крайности, полумертвых людей (пять из них впоследствии скончались). А спустя пятьдесят два дня после катастрофы был найден и фрегат «Медуза» – он, ко всеобщему удивлению, не затонул, и на его борту еще были три живых человека из числа тех семнадцати, которым не хватило места в шлюпках и на плоту.
В числе спасенных на плоту были Корреар и Савиньи. В 1817 г. они опубликовали записки об этих трагических событиях.
Эта публикация имела огромный резонанс. Франция была поражена, что ее просвещенные граждане могли опуститься до поедания трупов и прочих мерзостей. Разразился немалый политический скандал. Морское министерство пыталось воспрепятствовать появлению информации о катастрофе в печати.
Однако замять историю не удалось. Страшная катастрофа приобрела широкую известность благодаря тому, что оставила заметный след в искусстве. Французский художник Жан Луи Теодор Жерико, впечатленный этой трагедией, воспринял ее как общечеловеческую, вневременную историю, которая побудила его изобразить людей, терпящих муки на плоту «Медузы». Чтобы передать реалистичность картины, работая над эскизами, художник посещал больницы, где делал многочисленные наброски больных и умирающих; на побережье Нормандии он изучал движение морских волн. Полотно получилось действительно впечатляющим своей трагичной реалистичностью. В мае 1819 г. на выставке в Париже он представил свою картину «Плот “Медузы”» (1818-1819; Париж, Лувр) – одно из самых знаменитых полотен эпохи романтизма.
Члены жюри не скрывали своего негодования:
– Зачем потребовалось изображать именно эту гадость? Неужели иссякли античные сюжеты? – брюзжит один.
– Мы не можем согласиться с названием «Плот “Медузы”», – заключает председатель жюри. – Это нанесет неслыханное оскорбление чести королевского флота, авторитету морской администрации. Пусть наречет картину «Сцена кораблекрушения».
Картину Теодора Жерико жюри относит к XI классу, однако полотно имело огромный успех.
На море были трагедии с еще большими жертвами, уцелевшие свидетели кораблекрушений рассказывали о еще более потрясающих душу событиях. Но трагедия «Медузы» остается одной из самых известных благодаря знаменитой картине, запечатлевшейся в памяти людей.
Утром 17 июня 1816 года в Сенегал отправилась французская экспедиция, состоявшая из фрегата «Медуза» , каравеллы «Эхо», флюта «Луара» и брига «Аргус». Эти корабли везли колониальных служащих, а также нового губернатора колонии и чиновников с их семьями. Кроме них, в Сенегал направлялся так называемый «африканский батальон», состоявший из трех рот по 84 человека, по слухам, из бывших преступников. На самом деле это были просто люди разных национальностей, среди которых попадались и отчаянные сорвиголовы. Начальником всей экспедиции был капитан «Медузы» Гуго Дюруа де Шомарей.
Сенегал был для Франции основным поставщиком камеди, которая использовалась в фармацевтике, в кондитерском деле и особенно при окраске тканей. Кроме того, эта колония поставляла золото, воск, слоновую кость, кофе, какао, корицу, индиго, табак, хлопок и - о чем стыдливо умалчивалось! - темнокожих рабов.
Денег на организацию этой экспедиции не хватало, поэтому для столь сложного путешествия пришлось использовать суда, которые в то время оказались на ходу. Перед отплытием капитан Шомарей получил специальную инструкцию министра дю Бушажа, предупреждавшую о том, что надо успеть доплыть до Сенегала до наступления сезона ураганов и дождей. На пути корабли должны были пройти мыс Блан (Белый), но мыса с характерной белой скалой не было. Капитан Шомарей не придал этому никакого значения, но на следующий день ему пришлось отвечать перед экипажем и он сказал, что накануне они вроде проплыли что-то похожее на мыс Блан. Впоследствии он все свои рассуждения и объяснения строил на том, что он действительно видел этот мыс. На самом деле «Медузу» ночью отнесло к югу, курс был выправлен только к утру, так что фрегат никак не мог пройти этот мыс. Каравелла «Эхо», не отклоняясь от курса, утром обогнала «Медузу».
В роковую ночь с 1 на 2 июля Шомарей ни разу не поинтересовался, как идет корабль, лишь к утру был слегка удивлен исчезновением «Эхо». Он даже не попытался выяснить причины ее исчезновения. Другие корабли, сопровождавшие фрегат, отстали еще несколько дней назад.
А каравелла «Эхо» продолжала следовать правильным курсом, «Медуза» двигалась в том же направлении, но ближе к берегу. Шомарей приказал измерять глубину морского дна и, не нащупав его, решил, что может беспрепятственно вести корабль к берегу. Несмотря на многочисленные предостережения членов экипажа о том, что корабль находится в районе Аргуинской отмели, капитан «Медузы» продолжал вести фрегат к берегу. А на то, что это было место опасное, указывал и окружающий пейзаж, и изменившийся цвет моря.
Когда еще раз измерили глубину моря, она оказалась всего 18 локтей вместо предполагавшихся восьмидесяти. В этой ситуации фрегат могла спасти лишь быстрота реакции капитана, но Шомарей будто впал в какое-то оцепенение и не повернул корабль. И вскоре «Медуза» села на мель - между Канарскими островами и Зеленым мысом.
Спасательные работы начались неорганизованно и беспорядочно, и целый день был потрачен без толку. Все попытки снять фрегат с отмели оказались тщетными. В корпусе судна открылась течь, и пятого июля было принято решение покинуть тонущий корабль. По всем морским правилам и законам Шомарей, как капитан, должен был покинуть судно последним, но он не сделал этого. Капитан Шомарей, губернатор со свитой и высший офицерский состав разместились в шлюпках. Сто пятьдесят матросов и женщин перешли на плот, построенный под руководством инженера Корреара корабельным плотником. Командовал плотом выпускник мореходного училища Куден, с трудом передвигавшийся из-за травмы ноги.
Сначала шлюпки буксировали плот к берегу, который был сравнительно близко. Но, испугавшись наступления бури, командиры шлюпок решили покинуть плот и предательски перерубили буксирные канаты. Люди были оставлены на волю волн на маленьком, заливаемом водой плоту, которым почти невозможно было управлять.
Когда шлюпки начали исчезать из вида, на плоту раздались крики отчаяния и ярости. Затем они сменились жалобами, а потом ужас охватил обреченных на гибель. Стояла страшная жара, но от жажды людей спасало то, что плот был сильно погружен в воду. Вскоре было обнаружено, что в спешке эвакуации с фрегата погрузили ничтожно малое количество пресной воды и продовольствия. Незащищенные от непогоды и солнца, без провианта, исчерпав все запасы воды, люди ожесточились и восстали друг против друга.
К ночи плот стал погружаться в воду, и на нем в первый раз вспыхнула кровавая резня за последние капли воды и наиболее безопасные места около мачты. После второй резни в живых осталось только 28 человек.
Израненные, обессиленные, мучимые жаждой и голодом люди впали в состояние апатии и полной безнадежности. Многие сходили с ума.
Среди тех, кто уцелел, некоторые были столь голодны, что накинулись на останки одного из своих товарищей по несчастью. Они расчленили труп и начали свою ужасную трапезу. Один из выживших матросов, потом вспоминал: «В первый момент многие из нас не притронулись к этой пище. Но через некоторое время к этой мере вынуждены были прибегнуть и все остальные». Так началось каннибальство.
Двенадцать дней носился плот по морским волнам. Рано утром семнадцатого июля на горизонте показался было корабль, но вскоре он исчез из виду. В полдень он появился снова и на это раз приблизился к плоту. Это «Аргус» обнаружил полузатонувший плот и взял на борт пятнадцать исхудавших, полубезумных людей (пять из них впоследствии скончались). Взорам матросов с «Аргуса» предстало ужасающее и леденящее душу зрелище: трупы истощенных до последней крайности людей, а живые мало чем отличались от мертвых… А рядом куски человеческого мяса, которые несчастные вялили на солнце и ели.
Через пятьдесят два дня после катастрофы был найден и фрегат «Медуза», который не затонул. Из семнадцати человек, решивших не поддаваться панике и остаться на корабле, в живых осталось лишь трое.
Об этой трагедии в 1817 году вышла книга, авторами которой стали инженер Александр Корреар и хирург Анри Савиньи. Первая фраза ее была следующая: «История морских путешествий не знает другого примера, столь же ужасного, как гибель "Медузы"». И действительно, для того времени сообщение о гибели фрегата прозвучало так же страшно, как для последующих поколений весть о трагической судьбе «Титаника».
Французское общество, потрясенное случившейся трагедией, было возбуждено до предела. Ответственность за это бедствие ложилась на капитана «Медузы», графа де Шомарея, не отвечавшего своему назначению. В прошлом эмигрант, он происходил из не очень знатного рода и получил столь ответственную должность благодаря протекции и связям в министерстве.
Капитан Шомарей предстал перед трибуналом, был уволен из флота и приговорен к тюремному заключению на три года. Но самым непереносимым для него оказалось то, что его навечно вычеркнули из кавалеров ордена Почетного Легиона. Это обстоятельство привело Шомарея в глубокое отчаяние. Он даже пытался вернуть себе эту награду, но безуспешно.
В краях, где Шомарей доживал свой век, все знали о его «подвигах» и относились к нему презрительно и враждебно. Он прожил довольно долгую жизнь, умер в 78 лет, но долголетие это не было ему в радость.
| Медуза | |
|---|---|
| Méduse | |
| Служба | |
| Франция | |
| Назван в честь | Горгона Медуза |
| Класс и тип судна | фрегат типа «Паллант» |
| Строительство начато | 24 июня 1806 |
| Спущен на воду | 1 июля 1810 |
| Введён в эксплуатацию | 26 сентября 1810 |
| Статус | потерпел крушение |
| Основные характеристики | |
| Водоизмещение | 1080 т |
| Двигатели | парус |
| Площадь парусности | 1950 м² |
| Вооружение | |
| Общее число орудий | 46 |
| Изображения на Викискладе | |
Служба
Медуза была введена в строй в Нанте 26 сентября 1810 года. В 1811 году корабль вместе с фрегатом «Нимфа» был отправлен к острову Ява , где велась Маврикийская кампания. 22 декабря Медуза вернулась в Брест . В 1814 году принимала участие в возвращении Гваделупы .
Крушение
Во время Реставрации Бурбонов капитаном фрегата был назначен лояльный новому режиму Гуго Дюрой де Шомарей (фр. Hugues Duroy de Chaumareys ), который, тем не менее, не имел достаточного опыта мореплавания.
В 1816 году Франция вернула свои колонии в Сенегале , оккупированные Великобританией во время Наполеоновских войн . Король Людовик XVIII решил направить туда новую колониальную администрацию, военный гарнизон и поселенцев - всего в общей численности 392 человека. Среди них были новый губернатор Юлиан Шмальц, путешественник Гаспар Теодор Молльен, путешественник Рене Калье . Переправить людей должна была флотилия, состоящая из флагманского корабля «Медуза» под командованием Дюрой де Шомарей, корвета «Эхо», брига «Аргус» и флейта «Луара».
17 июня 1816 года флотилия покинула Рошфор и направилась к Сен-Луи . Фрегат был гораздо быстрее остальных кораблей флотилии, из-за чего в скором времени вырвался вперед. Губернатор Шмальц пожелал достичь колонии как можно быстрее, по кратчайшему маршруту вдоль берега, изобиловавшему опасными рифами и отмелями. Капитан привлек ученого Ришфора из числа пассажиров для выполнения задач навигации, хотя тот, несмотря на ученое звание, не имел навыков навигации. Ошибка в расчетах в конце концов привела к тому, что он неправильно оценил местоположение корабля относительно обозначенной на карте отмели у берега Мавритании. Из-за его ошибки, вместо того, чтобы обойти отмель, фрегат пошёл прямо на неё. 2 июля «Медуза» налетела на мель в 50 километрах от берега. Попытки снять корабль с мели не увенчались успехом.
Плот
Для эвакуации пассажиров планировалось задействовать лодки фрегата, для чего понадобилось бы сделать два рейса. Также были предложения построить плот и выгрузить на него груз корабля, чтобы облегчить его и снять с мели. В итоге был построен плот длиной 20 и шириной 7 метров. Тем временем начал усиливаться ветер, а корабль начал давать трещину. Под угрозой развала судна пассажиры и экипаж запаниковали, и капитан принял решение немедленно покинуть судно. Семнадцать человек решило остаться на фрегате, 147 человек перешло на плот. На перегруженном плоту было мало провианта и никаких средств управления и навигации.
В условиях предштормовой погоды команда на лодках скоро осознала, что буксировать тяжёлый плот практически невозможно, и стала опасаться, что пассажиры на плоту начнут в панике перебираться на лодки. Люди на лодках обрезали буксировочные канаты, оставив тем самым плот на произвол судьбы, и направились к берегу. Все спасшиеся на лодках, включая капитана и губернатора, добрались до берега по отдельности.
На плоту же положение сразу же обернулось катастрофой. Выжившие разделились на противоборствующие группы - офицеры и пассажиры с одной стороны, и моряки и солдаты - с другой. В первую же ночь дрейфа 20 человек было убито или покончило жизнь самоубийством. Во время шторма десятки людей погибло в борьбе за наиболее безопасное место в центре либо было смыто волной за борт. Провизия быстро иссякала. На четвертый день в живых осталось только 67 человек, многие из них начали практиковать каннибализм . На восьмой день 15 наиболее сильных выживших выбросили за борт слабых и раненых.
Тем временем Шомарей направляет барк «Аргус» к севшей на мель «Медузе», чтобы спасти её груз, среди которого были бочки с 92 тысячами франков золотом и серебром. На тринадцатый день оставшиеся в живых люди обнаруживают на горизонте «Аргус», который не замечает плот и скрывается из виду. К счастью, через два часа он возвращается и случайно натыкается на плот и подбирает выживших. Пять человек из них умирает до прибытия корабля в Сен-Луи. «Медузу» удается найти только через 54 дня. Из 17 людей, оставшихся на фрегате, в живых осталось только трое: двое умерло на корабле, двенадцать человек пропали без вести на самодельном плоту.
Всего из 240 людей, отплывших на «Медузе» из Франции, в живых осталось только 60.
Расследование
Колония и правительство Франции попытались замолчать трагедию, однако 16 сентября 1816 года в оппозиционной газете «Journal des débats» появляется отчет выжившего хирурга «Медузы» Анри Савиньи о произошедшем на плоту. Позднее Савиньи вместе другим выжившим путешественником Александром Корреардом пишут книгу «Naufrage de la frégate la Méduse» («Гибель фрегата „Медуза“»), изданную в 1817 году. Разразившийся скандал вынудил официальных лиц созвать военный трибунал , на котором капитан фрегата Шомарей обвинялся в оставлении флотилии, неспособности снять корабль с мели и оставлении плота с людьми. Тем не менее, трибунал признал вину только в некомпетентности и халатности в навигации и преждевременном оставлении судна. Несмотря на то, что даже по этим пунктам обвинения капитану грозила смертная казнь , Шомарей вместо этого был всего лишь лишен свободы на три года тюремного заключения.
Губернатор Шмальтц, также внесший свою лепту в трагедию «Медузы», был вынужден подать в отставку в 1818 году.
10.08.2013 1 8340
17 июля 1816 года взорам матросов французского брига «Аргус» открылось страшное зрелище. На полуразрушенном, дрейфующем посреди океана плоту сгрудились 15 изможденных, умиравших от голода и жажды людей.
Уже на борту брига пятеро из них скончались от истощения. Это были жертвы кораблекрушения, описание которого один из выживших начал словами: «История морских путешествий не знает другого примера, столь же ужасного, как гибель "Медузы" ».
Подготовка к плаванию
Франция в 1814-1815 годах переживала не лучшие времена. Наполеоновские войны разорили и обескровили страну. Дважды. 30 марта 1814-го и 6 июля 1815 года, в Париж входили вражеские войска. В подобной ситуации у правительства не было ни сил, ни средств на поддержание связей с колониями. Однако уже в 1816 году Людовик XVIII, сменивший Наполеона I на престоле, приказал виконту де Бушажу, министру по делам колоний, направить экспедицию в Сен-Луи (ныне Сенегал) для восстановления там королевской власти.
С этой целью снарядили четыре корабля: фрегат «Медуза», корветы «Эхо» и «Луара» и бриг «Аргус». Помимо матросов на судах разместились чиновники колониальной администрации с семьями и солдаты «африканского батальона» (три роты по 84 человека). Среди последних оказалось немало бывших преступников и авантюристов. На должность капитана экспедиции был по протекции назначен Дюруа де Шомарей, человек без всякого опыта командования, не в меру амбициозный и самоуверенный. Это назначение и стало главной причиной трагедии.
Роковой просчет капитана
Уже в первые дни плавания неопытный капитан допустил серьезную ошибку: он позволил кораблям разделиться. Более тихоходные «Луара» и «Аргус» под командованием старых мореходов де Парнажона и де Туша отстали от флагмана. Тем временем де Шомарей едва не сбился с курса и с трудом достиг Канарских островов, где планировалось запастись провизией. Впоследствии оказалось, что ошибочные расчеты главнокомандующего отличались от расчетов капитана «Эха» де Бетанкура на 8 минут долготы и 16 минут широты.
Последний был уверен в собственной правоте, но, соблюдая субординацию, промолчал.
Допущенная неточность не прибавила де Шомарею бдительности. 1 июля 1816 года корабли должны были миновать мыс Блан (Белый), но этого не произошло. В ночь с 1 на 2 июля «Медуза» окончательно сбилась с курса и оказалась вблизи отмели Арген, у побережья Африки. «Эхо», следуя правильным курсом, обогнало флагман.
Дюруа де Шомарей проигнорировал как исчезновение второго корабля, так и опасную близость берега (об этом свидетельствовал характерный цвет моря на мелководье). Привели капитана в чувство лишь измерения глубины моря: 18 локтей вместо положенных 80. Поняв, что «Медуза» вот-вот потерпит крушение, де Шомарей растерялся и упустил последний шанс развернуть судно и предотвратить катастрофу. Корабль на всем ходу сел на мель.
Начало конца
По свидетельству офицеров судна, ситуация не казалась безнадежной: благодаря попутному ветру «Медузу» еще можно было снять с мели. Однако ни де Шомарей, ни Шмальц - чиновник, назначенный на должность губернатора Сенегала - не проявили инициативы. Спасательные работы проводились неорганизованно и стихийно, вследствие чего день был потрачен без толку. Более того, Шмальц запретил команде снять с корабля пушки и выбросить за борт предназначенные для хозяйства колонии мешки с мукой и порохом, что помогло бы снизить вес судна и сдвинуть его с мертвой точки.
В разгар работ сильный ветер накренил фрегат, корпус треснул и дал течь. Требовалась немедленная эвакуация команды и экипажа. На «Медузе» имелось шесть шлюпок, а также наскоро сколоченный плот (20x8 метров). Капитан де Шомарей. который по морским обычаям должен был последним покинуть корабль, одним из первых спрыгнул в шлюпку. Лучшие места достались чиновникам и офицерам. На плот перешли 30 матросов, большая часть солдат и пассажиры попроще (всего 148 человек). Планировалось, что шлюпки на веслах пройдут 160 километров до берега, ведя плот на буксире.
Однако транспортировать громоздкий и неповоротливый плот оказалось нелегко.
Гребцы выбились из сил. Де Шомарей, чувствуя приближение бури, беспокоился лишь о собственном спасении. В эту минуту канат, державший плот на буксире, оборвался (есть версия, что он был перерезан по приказу капитана). Ветер отнес шлюпки далеко вперед, и скоро они исчезли из виду. Людей, брошенных на плоту на произвол судьбы, охватило чувство безысходности.
Схватка с «бешеной ратью»
Несчастные понимали: судьба плота предрешена и гибель неминуема. На плоту не было ни руля, ни весел, ни парусов, ни компаса, ни карт региона. Во время спешной эвакуации на плот погрузили лишь пять бочек с вином, две с водой и ящик сухарей. Их съели в первый же день.
Наступившая ночь не принесла облегчения. Хирург Жан Батист Савиньи, участник дрейфа на плоту «Медузы», так описал происходившее: «Бушующие волны захлестывали нас и порой сбивали с ног. Какое жуткое состояние! Невозможно себе представить всего этого!» По его воспоминаниям, за первую ночь с жизнью расстались 20 человек (большинство из них смыло за борт).
На второй день обстановка на плоту накалилась до предела. Голод, жажда, отчаяние, перенесенные страдания ожесточили людей. «Огромные волны обрушивались на плот каждую минуту и бурлили между нашими телами. Ни солдаты, ни матросы не сомневались, что пришел их последний час. Они решили облегчить себе предсмертные минуты, напившись до потери сознания», - писал в мемуарах чудом выживший на плоту инженер Корреар.
Назревал бунт. Как отмечал инженер, «опьянение не замедлило произвести путаницу в мозгах, и без того расстроенных опасностью и отсутствием пищи». Обезумевшие люди собирались расправиться с офицерами, а затем разрушить плот, избавив себя от пытки ожидания смерти. Когда гардемарин Куден, которого де Шомарей назначил командующим на плоту, попытался восстановить порядок, его выбросили за борт. Следом за ним в воде оказался лейтенант Лозак. Одновременно один матрос принялся абордажным топором рубить крепления плота, приводя в исполнение самоубийственный замысел.
Дальнейшее Корреар описывал так: «Безумец с топором был уничтожен, и тогда началась всеобщая свалка. Среди бурного моря на этом обреченном плоту люди дрались саблями, ножами и даже зубами». И все же офицерам удалось отстоять свои жизни и спасти плот, несмотря на численный перевес мятежников. Сам Корреар позднее задавался этим вопросом: «Как сумела ничтожная горстка людей устоять против такого огромного числа безумцев? Нас было, вероятно, не более двадцати, сражавшихся со всей этой бешеной ратью».
Между жизнью и смертью
Итоги ночной резни оказались печальными: на плоту насчитали 65 погибших и исчезнувших в волнах. К тому же во время сутолоки и качки ко дну пошли две бочки с вином и последние запасы воды. Таким образом, у выживших остался лишь бочонок вина.
Два дня спустя на плоту остались лишь 28 человек - остальные умерли от голода, жажды и ранений, полученных в ночном бою. «Морская вода разъедала кожу у нас на ногах; все мы были в ушибах и ранах, они горели от соленой воды, заставляя нас ежеминутно вскрикивать», - рассказывал о перенесенных страданиях Савиньи. Несколько человек сошли с ума от боли и сами бросились за борт.
Уцелевших мучил голод. Им повезло лишь раз: когда прямо на настил плота из воды выпрыгнула стайка летучих рыб. Их съели сырыми. Попытки матросов наловить рыбы самодельными снастями и удочками окончились провалом. Наконец, один из несчастных, желая унять муки голода, набросился на останки убитого солдата. Корреар посвятил ужасному эпизоду лишь несколько строк: «В первый момент многие из нас не притронулись к этой пище. Но через некоторое время к этой мере вынуждены были прибегнуть и все остальные».
К этому времени мысль о спасении казалась обезумевшим людям чем-то несбыточным и недостижимым. Корреар вспоминал, что за все время их дрейфа «горизонт оставался убийственно чистым: ни земли, ни паруса». Надежда угасла, люди впали в состоянии апатии и полной безнадежности. Но внезапно вдали замаячил силуэт корабля. Это был «Аргус».
Преступление и наказание
Бриг доставил десятерых выживших на родину. Вскоре во Францию вернулись и те, кто спасался с «Медузы» на шлюпках. Выяснилось, что лодки за несколько дней достигли берега, а затем люди через пустыню двинулись к Сен-Луи, питаясь собранными на побережье черепашьими яйцами и моллюсками. По дороге в стычке с маврами погибли шесть человек.
Так или иначе, в Париже хорошо понимали, что провал бездарно подготовленной экспедиции может серьезно подмочить репутацию правительства. Поэтому случившееся постарались замять. Хирург Савиньи за попытку опубликовать мемуары в газете «Журналь де Деба» был изгнан из Морского ведомства. Книгу воспоминаний Корреара изъяли из печати, а его самого бросили в тюрьму.
Тем не менее обе книги были нелегально изданы в Англии, распространились по Европе и стали причиной международного скандала. Одним из первых на злободневную тему откликнулся художник Теодор Жерико. создавший в 1819 году знаменитую картину «Плот "Медузы"».
Главный же виновник катастрофы 1816 года Дюруа де Шомарей, представ перед военным трибуналом, заявил, что не понимает, в чем его вина. Он получил достаточно мягкий приговор: разжалование и три года тюрьмы (общественность настаивала на смертной казни). Остаток жизни бывший капитан прожил затворником в своем замке Лашно (департамент Верхняя Вьенна). Расплата за гибель «Медузы» настигла де Шомарея в 1841 году. Уже будучи на смертном одре, он узнал о самоубийстве единственного сына - юноша не мог больше переносить отцовского позора.
Владимир ВИНЕЦКИЙ
